Музейные фонды и хранилища часто оказываются своеобразным детектором истинного и ложного величия той или иной страны. Ведь уважение к истории позволяет безошибочно судить об отношении государства к самому себе, своим гражданам. Если учреждения культуры финансируются по остаточному принципу, то политическая демагогия и риторические фигуры не помогают. Ливерпуль — некогда крупнейший порт западной Англии, после празднования своего восьмисотлетия в 2007-м станет культурной столицей Европы 2008 года. Такая честь городу оказана по заслугам. Ведь Ливерпуль — это «мемориальный» город, сердцем которого является превращенный в музей уникально управляемый Центр реставрации.
Во многих городах Великобритании музеи национальные сосуществуют с частными. И те, и другие борются за публику и вынуждены придумывать наиболее интересные, арт-активные формы представления коллекций. Ливерпуль — не исключение. Его Национальные музеи — это целый город, посетив который можно получить представление обо всей мировой культуре.
В Национальные музеи Ливерпуля (НМЛ) входят несколько учреждений. World Museum Liverpool (под этим именем музей существует с апреля 2005 года) — странный симбиоз нашего Дарвиновского, в котором посетителей встречает скелет парящего птеродактиля, а на первом этаже за стеклами плавают в аквариуме райской красоты рыбки, — с нашим же ГМИИ им. А.С. Пушкина или Историческим, где на этаже эдак третьем вы вдруг встречаете мумии в египетских гробницах и римский скульптурный портрет.
Далее — первостатейная картинная галерея Уолкера с шедеврами Рембрандта, Пуссена, итальянского проторенессанса, старых голландцев и английских прерафаэлитов. За ней — представляющая британское искусство XIX столетия коллекция живописи леди Левер, музей истории Ливерпуля и тематически связанный с ним Музей моря.
Директор этой «культурной группы» Дэвид Флеминг отмечает, что лучшие фонды — уолкеровский и галерея леди Левер — сформировались благодаря частным пожертвованиям и общественному идеализму. Тот же фонд Уолкера был собран в эпоху королевы Виктории (1870-е годы) на деньги «ливерпульского Третьякова» — мэра города Эндрю Уолкера, а местные купцы и фабриканты пополнили его щедрыми дарами.
Изначально администрированием этого музея, равно как и других в Ливерпуле, занимались городские власти. Так продолжалось до 80-х годов прошлого века, пока статус всех городских коллекций не изменился кардинально. О том, почему это произошло, рассказал мне пресс-секретарь НМЛ Стивен Гай. В 80-е годы прошлого века в ливерпульских властных органах было очень сильно крайне левое, даже троцкистское влияние. По аналогии с российскими левыми английские желали пустить с молотка художественные сокровища и употребить деньги на «более насущные» нужды. На защиту культурного наследия встало центральное правительство в Лондоне: при покровительстве «железной леди» — Маргарет Тэтчер здешние фонды были национализированы. Основанные в 1986 году Национальные музеи Ливерпуля теперь представляют один из двенадцати подобных комплексов Англии и Уэльса, которые единственные в королевстве сохраняют традиционные формы менеджмента. Они управляются Попечительским советом, финансируются непосредственно из госказны и совершенно бесплатны для посещения.
Именно новый статус ознаменовал начало эпохи возрождения. В России, к сожалению, быть под крылом у государства — не значит процветать. Наверное, сказывается пресловутый принцип остаточного финансирования культуры. В Великобритании же — все по-другому. По словам мистера Флеминга, национальный статус побудил Попечительский совет выступить с амбициозной программой модернизации галерей, предложить принципиально новые методы работы с посетителями. И получилось. В 1996 году открылся Центр реставрации НМЛ, который через два года уже удостоился премии «Европейский музей года».
Необходимость создания специального фондохранилища возникла сразу же с открытием в 1986 году Национальных музеев и галерей района Мерсии (историческое название части Средней Англии) — после объединения выяснилось, что большую часть коллекций невозможно показывать широкой публике. Древние ткани изъедены насекомыми, ветхие бумажные листы зачастую вспучены, металл — заражен коррозией, лак на картинах почернел от времени. Сказались ненадлежащие условия хранения вещей, попадавших в фонды подчас опасным путем, например как трофеи морских купеческих или военных экспедиций. Первые реставрационные мастерские ютились в тесноте служебных помещений других музеев Ливерпуля. Не хватало современного оборудования. Отсутствовали нормальные условия хранения. Все службы и отделы были разобщены, вследствие чего полноценная научная работа не велась.
Приведенные в старых отчетах цифры впечатляют. В рапорте 1989 года «больными» и требующими немедленного вмешательства «лекарей»-реставраторов признавались 60% экспонатов Национальных музеев Мерсии. Не трудно представить себе масштаб драмы, если учесть, что в одном только ливерпульском World Museum хранится миллион предметов.
Итак, вопрос помещения пришлось немедленно решать. Новые фонды оборудовались по последнему слову техники, открывались многочисленные новые мастерские-лаборатории. Стали искать подходящее здание.
Для депозитария фондов ливерпульских музеев был выбран бывший склад, построенный архитекторами Калшо и Самнерсом по заказу Мидлендской железнодорожной компании в 1874 году. Он находится в самом центре города, на перекрестке трех оживленных магистралей, рядом с вокзалом. Аркады по трехэтажному фасаду, ворота и узкие окошки вызывают ассоциации с большим «бабушкиным сундуком». Главный фасад выгнут подковой к улице Кроссхолл. Такие старинные конторские и складские здания для викторианской Англии типичны и по-своему очень обаятельны.
Превращение заброшенных заводов, фабрик, уэрхаусов (складов) в художественные владения решает несколько проблем. Во-первых, оживляется пространство, налаживается инфраструктура, исчезают неблагополучные (запущенные, криминально опасные) кварталы. Во-вторых, осваивая новые площади, искусство учится современным формам общения с публикой, стряхивает с себя нафталинную пыль. В-третьих, только в огромных помещениях с высоченными потолками можно восстанавливать специфические художественные объекты, например городскую скульптуру.
Команда дизайнеров и проектировщиков во главе с сотрудниками архитектурного бюро K.E. Martin Architects, взявшая на себя задачу превратить старый железнодорожный склад в новый музейный центр, с задачей блестяще справилась. Не повредив визуальной экологии старого Ливерпуля, полностью сохранив внешний вид дома, дизайнеры преобразили старый уэрхаус изнутри. Руководствуясь жестким принципом функционализма, все трехэтажное пространство разрезали на несколько рабочих зон.
Для посещения всегда доступна первая зона — большое фойе за аркой входа с компактной постоянной экспозицией, «повествующей» о том, что такое реставрация и сохранение памятников искусства и зачем они нужны, с книжным магазином, кафе и уютной галереей для временных выставок. Во время нашего пребывания там экспонировались фотографии дикой природы из родственного «Вокруг света» по тематике журнала BBC WildLife («Дикая природа»). Мастерские и технические службы занимают основную часть бывших складов. Там пространство поделено на множество ячеек, оборудованных в соответствии с профилем работы и технологическими требованиями. Рядом со скульптурной студией, например, я заметил душевую кабину. На вопрос, зачем она, пресс-секретарь ливерпульских музеев Стивен Гай ответил: «А вдруг реставратор прольет на себя ядовитую жидкость? Мгновение — и он под струей чистой воды, в безопасности».
Обращают на себя внимание и металлические трубы с наконечниками, как у пылесосов, которые тянутся с потолка почти во всех мастерских. Рядом с древними одеждами и статуями они смотрятся как произведения концептуального искусства, но назначение имеют сугубо утилитарное. Это вытяжки для очистки воздуха от испарений. В просторной мастерской на третьем этаже, предназначенной для реставрации живописи, прекрасная система сводчатых перекрытий из стекла и бетона. Она позволяет «ловить» необходимый свет большую часть суток.
Все работы по «переформатированию» складского здания и созданию в нем Центра реставрации обошлись правительству, меценатам и мэрии в сумму более семи миллионов фунтов стерлингов. В декабре 1996 года он торжественно открылся в присутствии Его Высочества принца Чарлза Уэльского.
В Центре реставрации проходят обследование и, если требуется, курс лечения любые значимые культурные и природные объекты — от чучел зверей и птиц (здесь имеется свой таксидермический отдел), моделей пароходов, экспонатов Морского музея до живописи. Первоначальное обследование вещей ведется по трем направлениям. Первое: выявление специфики технологии, по которой объект был в свое время создан. Второе: идентификация подлинности. Не изменились ли какие-то фрагменты в ходе прежних реставраций и подновлений? Третье: в каждом конкретном случае устанавливаются причины новых повреждений и утрат. Когда история «болезни» готова, «пациент» направляется в процедурный кабинет к «лечащим врачам». Для гостей из «Вокруг света» мистер Гай устроил специальный обход.
Гордость музея — отдел восстановления скульптуры. Монументы и статуи, помещенные в просторную мастерскую, вместе создают композицию некоего сюрреалистического сна. Снятая с уличного постамента бронзовая королева Виктория гигантских размеров занимает весь «диаметр» длинной комнаты. Ей под юбку-колокол бессовестно заглядывает какой-то античный купидон или фавн. Рядом резвится мраморный кентавр, изваянный в XVIII веке по античным образцам. Вокруг мельтешат головы, руки, ноги и тела разных эпох. Это и немудрено, ведь коллекция, поступившая в свое время из богатейшего собрания ливерпульской семьи Бланделл, насчитывает около 600 одних только античных скульптур.
Мое внимание привлек бронзовый человек в позе римского оратора, но с лицом типичного английского клерка. Как объяснил пресс-секретарь, его переместили сюда на реставрацию из старого ливерпульского некрополя, расположенного у подножия крупнейшего в мире англиканского собора. Статуя увековечила Уильяма Хаскиссона (1770— 1830), члена городского совета, в шестьдесят лет ставшего жертвой технического прогресса. Мистера Хаскиссона сбил первый железнодорожный состав, курсировавший между Ливерпулем и Манчестером. Его современники и земляки были настолько потрясены этим ЧП, что на общественные деньги построили в честь пострадавшего часовню и украсили ее скульптурой…
В общем, собранная волей случая фантастическая «компания» дожидается очереди на лечение своих бронзовых или каменных «органов». Сотрудник лаборатории скульптуры Сэм Спортан рассказал, что для их очистки здесь применяется уникальная, самая прогрессивная в мире лазерная технология, а в качестве доказательства представил два мраморных античных бюста: один, пропитанный пылью веков, прокопченный, — и по контрасту другой, сияющий белизной после световой терапии.
Отдельный кабинет скульптурной лаборатории напоминает современную студию программиста-профессионала: сидя за компьютерами, Кристофер Дин и Колин Саммерс поворачивают на экране оцифрованные головы богов и героев. Зачем? Оказывается, традиционные техники, копирующие снятый вручную и переведенный затем в мрамор слепок, не позволяют сохранить сверхточные пластические и цветовые параметры подлинника, необходимые для дальнейшей научной работы. А как быть, если на статуе остались едва заметные следы раскраски? Как восстановить утраченный колер? Ведь античность не была абсолютно «белой», как мы привыкли думать: и мраморные изваяния, и архитектура храмов сверкали когда-то ярко и «звонко». Допустим, мы хотим понять, каким видели бюст римского императора первой половины I века н. э. его подданные. Способ один: используя лазерное 3D-сканирование, создать точную до микрона реплику. А потом при помощи полученной таким образом информации создавать копию.
Последовательность такова: сперва на объект направляют лазерный луч. Цифровая камера записывает отраженный от поверхности свет. Первоначальная «картинка» в формате 3D состоит из миллионов точек. Эту своеобразную цифровую тучу упорядочивают, переводя в ячеистую структуру из множества треугольников. Полученное записывают на диск, который и «засовывают» в компьютер, управляющий производственным станком. (Взятые со сканирования небольшого портрета сведения «весят», между прочим, около 70 мегабайт.) Затем в течение нескольких дней сверло станка движется по новенькому блоку каррарского мрамора в соответствии с заданной программой. Самые филигранные участки поверхности обрабатываются потом вручную — «понять» все бугорки и царапинки рельефа можно только на ощупь… Мне дали в руки особый электронный пинцет, который позволяет «контактировать» с экранным образом и двигаться по нему, чувствуя эти впадины и выступы.
«Итоговый» двойник совершенно неотличим от первообраза. Его можно использовать для восстановления изначального вида скульптуры в мельчайших подробностях, «правильно» раскрасить ее впоследствии, а также «вылечить» от рубцов, переломов, трещин. А можно сделать отличную сувенирную серию и продавать клоны шедевров туристам. Практикуемый в Центре реставрации метод, естественно, оценили коллеги из разных стран. В частности, для выставки «Цвет в античной скульптуре» Копенгагенская глиптотека попросила сделать двойника мраморного портрета Калигулы из своего собрания.
Не менее интересна в Центре студия живописи. Она кажется постоянно действующей импровизированной экспозицией, составленной из картин всех эпох, народов, школ и причудливо разбросанной по мольбертам и столам. Сюда свозятся произведения не только из всех ливерпульских музеев, но и из частных собраний. В лаборатории созданы все условия для исследования поверхности полотен в инфракрасных лучах, сканирования поврежденных участков и укрепления основы красочного слоя. Своеобразным символом таинственной и полной сюрпризов работы реставраторов стал для меня алтарный образ XVI века из Валенсии со святым Георгием, побеждающим дракона. Повернув его на 180 градусов, я с изумлением обнаружил, что основа образа — створка двери…
Чудесные вещи и уникальные способы их спасения можно наблюдать повсюду в Центре. В текстильной мастерской нам показали образцы кринолинов середины позапрошлого века и огромное количество изделий из хлопчатобумажной ткани. Музей готовился к масштабной выставке под названием «100-процентный хлопок», посвященной важнейшей для Ливерпуля отрасли промышленности. А хранительница отдела мисс Вивьен Чепмэн удивила автора «особым чудом» — индийской материей XIX века со сценами из жизни Христа, выполненными в буддийской традиции.
В отлично оборудованной мастерской металлических предметов можно видеть диковины разных стран и времен: от тибетских мечей XV века до музыкального механизма европейских напольных часов эпохи барокко. Мебельный отдел порадовал бы в первую очередь антикваров. Он уставлен самыми модными гарнитурами в стилях ар нуво (рубеж XIX—XX веков) и ар деко (30-е годы прошлого столетия). А у реставраторов картинных рам я познакомился с мастером, о котором все говорят с особым придыханием, — Роем Ирламом. Он оказался добродушным, общительным человеком, с распахнутыми по-детски голубыми глазами и огромными руками. Как только начинает рассказывать о премудростях профессии, например о видах клея, становится ясно: перед вами патриарх и гуру. Публика валом валит в его «закрома». Здесь постоянно проходят шумные лекции...
Но, наверное, самая таинственная и «медитативная» деятельность ведется в мастерской исторических моделей. Дэвид Пэрсанс и Джон Уайтхэд показывают результаты своего многолетнего труда. Например, гигантскую модель ливерпульского католического собора, созданную знаменитым архитектором сэром Эдвином Лутьенсом (1869— 1944). Она была сильно повреждена и даже руинирована — сказались неправильные условия и небрежность хранения. Придуманный Лутьенсом в 1920-е годы проект предполагал возведение второго по величине после собора Святого Петра в Риме колоссального храма, выдержанного в благородном ренессансном стиле. Тогда же был построен деревянный макет собора высотой четыре и длиной шесть метров (в России с ним, наверное, может сравниться лишь модель нового Кремлевского Дворца, сделанная в XVIII веке Василием Баженовым). Первый камень самого собора был заложен 5 июня 1933 года, но возвести гигантское сооружение не успели — появились только подземные залы и фундамент. Планы сломала Вторая мировая война. После нее денег на реализацию проекта так и не нашли — в результате сейчас на старом основании стоит другой, англиканский собор, построенный в 1960-е годы сэром Фредериком Гиббердом в духе интернационального модернизма. А утопический план Лутьенса как зеницу ока хранят сотрудники Центра реставрации. День за днем, являя чудеса ювелирной и реставрационной техники, они в микроскопическом масштабе достраивают по колонне, по наличнику, по капители...
Центр реставрации в Ливерпуле всеми возможными способами старается убедить людей, что работа с древними памятниками, их хранение и реставрация — занятие не скучное и пыльное, а, напротив, — увлекательное, творческое, требующее не только общих профессиональных навыков, но и умения мыслить небанально, дерзко, авантюрно.
В любое время зашедшие в Центр люди могут посетить выставочные залы с плодами усилий разных специалистов, от чучельников до живописцев. Но чтобы почувствовать азарт профессии по-настоящему, этого, конечно, мало. Хотите приобщиться к тайнам мастерства — записывайтесь в группу, которую поведут в заветные лаборатории в назначенный день и урочное время. Там вам на практике покажут все премудрости и тайны оживления шедевров, их излечения от разных недугов.
А тем, кто находится от Ливерпуля далеко, советую заглянуть на сайт www.conservationcentre.org.uk, попутешествовать виртуально по экспозициям и отделам, а напоследок поиграть в игру «Агенты-вредители» и узнать о причинах порчи и разрушения древних предметов. Вы не пожалеете, ведь Центр реставрации сегодня — единственный в своем роде музей. И, конечно же, главный в Ливерпуле. Утратив значение крупного мирового порта, город благоразумно успел обзавестись новой «правильной» репутацией — своеобразного ларчика истории, набитого древними архивами, предметами старины и всем таким прочим. Не будем забывать, что умение хранить память — лучший козырь культурной политики.
Сергей Хачатуров | Фото Андрея Семашко
